Спектакулярность в дизайне голливудских костюмов 1920-1940-х годов
Материал сопровождает аудиолекцию «Перья, фрукты и зефир: спектакулярность в дизайне костюмов для голливудских фильмов 1920-40-х годов», которая является частью лекционного аудиопроекта на платформе Lectr (ранее Storytel) по мотивам конференции «Представляя необычное: когнитивный диссонанс, разрыв шаблона и прочие фантастические твари» Школы дизайна НИУ ВШЭ. Куратор цикла аудио-лекций — Людмила Алябьева.
Аудиолекция доступна по ссылке. Выпуск 5 из 8.
Павлиньи перья, бабочки, паутины, фруктовые композиции — всё это становилось источниками вдохновения для голливудских дизайнеров по костюмам классического Голливуда. В чем смысл таких костюмов? И почему экстравагантные образы воцарились на экранах? Каким образом можно интерпретировать подобные образы?
Период с 1920-х по 1940-е годы — это целая веха в истории кино, которая включает в себя совершенно разные типы кинопроизводства и методов киноповествования.
Двадцатые годы — это все еще период немого кино, когда прямая речь и любые комментарии о персонажах давались текстом, через интертитры, встроенные в визуальный ряд фильма. Закономерно, что именно в этот период особое внимание стало уделяться внешнему виду героев фильма, и особенно — их костюмам. Одежда героев в немом кино на невербальном уровне сообщает зрителю информацию о персонажах — рассказывает об их образе жизни, о некоторых чертах их характеров, о том, что можно ожидать от этих персонажей, каково их место в сюжете. Нередко костюм в немом кино становится ядром амплуа отдельных актеров. Достаточно вспомнить образ «бродяги» Чарли Чаплина или же амплуа французского комика Макса Линдера, чьи фрак и цилиндр прочно ассоциируется с его кинематографическим образом.
В 1920-е годы расцветают голливудские студийные цеха по производству костюмов, а возглавлявшие их дизайнеры постепенно становятся знаменитостями не только в мире кинематографа, но и в мире американской моды. Относительная свобода в интерпретации одежды киногероев, присущая «ревущим двадцатым», рождает и особый тип концептуального костюма, который не столько связан с сюжетом конкретного фильма и психологией персонажей, сколько определяется целью создать спектакулярный образ, который удачно вписывается в визуальный стиль фильма.
Такие броские, запоминающиеся, необычные костюмы являются не просто одеждой, в которую облачены герои. Эти костюмы сделаны именно для того, чтобы привлекать к себе внимание, иной раз затмевая даже самого героя.
Спектакулярность в костюмах сохраняется и после прихода звука в кино. Меняются материалы, из которых создаются эти костюмы. Тяжелые, расшитые бисером и пайетками, шуршащие при движении женские платья оказались слишком «шумными» для ранних звукозаписывающих устройств, поэтому голливудские дизайнеры костюмов в этот период обращаются к таким бесшумными материалам, как перья страуса и марабу, мех, струящийся по телу шелк и атлас.
Здесь, конечно, свою лепту вносит и мода — короткие платья с заниженной талией в духе 1920-х уступают место женственным и облегающим длинным платьям. И хотя технологии звукозаписи развивались достаточно быстро и проблема материалов вскоре отпала, перья и мех в 1930-е годы становятся синонимами голливудского гламура — этой недостижимой, но рекламируемой мечты.
Эскапистские фильмы с фешенебельными декорациями и роскошными дамскими платьями в тяжелые годы Великой депрессии становятся отдушиной для многих зрителей.
Свои коррективы в идеалы голливудской моды вносит и так называемый «кодекс Хейса». Это мера самоограничения для голливудских студий, которые еще на заре звукового кинематографа терпели убытки из-за множества претензий со стороны муниципальных властей отдельных городов и штатов, а также религиозных общин, недовольных обилием провокационности и насилия на экране, и требовавших их запрета к показу.
Такой свод правил стал вынужденной самоцензурой, которая упорядочивала все возможные претензии в единую систему, а также позволяла унять требования о тотальном запрете неподобающих кинокартин (из чего следовали бы финансовые убытки большинства киностудий, контролировавших и прокат своих фильмов). Кодекс инициировал постепенное исчезновение с экранов полупрозрачных тканей, откровенных костюмов, декольтированной одежды и сцен частичного или полного обнажения. То, что еще можно было с легкостью увидеть в фильмах начала десятилетия, в течение всего лишь несколько лет полностью сходит на нет. Но хотя «кодекс» исключил прямолинейность, он же и спровоцировал «игру в намёки», которую со временем в совершенстве освоили сценаристы, режиссеры, и, конечно же, художники по костюмам.
Все это, разумеется, не помешало экстраординарным костюмам воцариться на экране и в этот период. Обнаженные участки тела можно формально прикрыть креповой тканью суфле, но эффект будет прежним. А экстраординарность отдельных костюмов может выражаться через символизм и аналогии. Даже в следующем десятилетии, в 40-е годы, отмеченные потрясениями, связанными с войной, экстраординарные костюмы хотя и отходят на второй план, уступая место более реалистичной одежде на экране, но яркие и немыслимые костюмы, тем не менее, не исчезают совсем.
Экстраординарные костюмы работают как своего рода визуальные аттракционы, которые помогают зрителю почти на сенсорном уровне ощутить увиденное на экране. И несмотря на то, что с тех пор прошли десятилетия, расшитые перьями и бисером платья, каркасные конструкции одежды, диковинный декор головных уборов, и другие экзотические и вызывающие стилистические концепции в дизайне голливудских костюмов стали вдохновением как для дизайнеров моды следующих десятилетий, так и для целых культурных феноменов будущего.
